Всех с добрым утром!! =))

А я еще не ложился! )

---

Ну что, поманьячим?

---

10.12.2010 в 14:39

Пишет  WinKi:

Time Killer)
Цель - окружить тёмными точками кошку до того как она удерёт за край.

---

Хорошего дня! =)

---

Офигеть) Уже долгое время думал, что у Пророче родился сын.
А он оказывается дочь Машей назвал ))))
Новости))

---

У меня просто прекрасное настроение весь день!
Чтоб и вам так же! =))

*напевает*
Aquí se queda la cla-ara-a
la entrañable transparencia
de tu querida pres-e-encia
comandante Che Guevara-a-a..

---

07.12.2010 в 12:45

Пишет  guerik:

спасибо танкистам за наводку
Он-лайн радио "Прямой наводкой":

Послушать радио вы можете по следующим ссылкам:
178.250.240.120:8000/radio.m3u в хорошем MP3 (128 kbps 44000 kHz) качестве здесь!
178.250.240.120:8000/radio.aac.m3u - в нормальном качестве AAC+ (32 kbps 44000 kHz) тут!

Спасибо, ребята! Полной брони и боекомплекта!

---

Че Гевара

И так на повторе уже целый день.
Опять подсел )))

---

07.12.2010 в 04:58

Пишет  З. ГорынычЪ:

Не верю!))))

06.12.2010 в 15:28

Пишет  fire-dragon:

Наставительное

Подписано яккобы так:
Подписалъ Командиръ полка, Полковник Зорублёвъ
(Подлинникъ въ Ковенскомъ АрхивЪ)

Был ли такорй полковник большой вопрос. Данные по 18 веку начинаются с Суворова, кто был до него не известно. Однако командиры 19 века известны и такого среди них нету
Зато известно про полк:
62-й пехотный Суздальский Генералиссимуса князя Суворова полк

Старшинство: 25 июня 1700 года.

Полковой праздник: 30 Августа.

Дислокация: Суворовский штаб, близ ст. Моньки Привислинской железной дороги.Содержание [убрать]

История
21 июня 1707 — Сформирован полковником Самуилом де Ренцелем в Люблине из частей разных пехотных полков бывшего русского саксонского корпуса в составе 1500 человек двухбатальонный пехотный Ренцеля полк (Саксонский).
16 февраля 1727 — 1-й Тверской гренадерский полк.
13 ноября 1727 — Суздальский пехотный полк.
25 апреля 1762 — Пехотный генерал-майора фон Дунтена полк.
6 июля 1762 — Суздальский пехотный полк.
29 ноября 1796 — Мушкетерский генерал-майора фон Дунтена полк.
31 октября 1798 — Мушкетерский генерал-майора Глазова 2-го полк.
27 мая 1800 — Мушкетерский генерал-майора Лихачева 2-го.
12 января 1801 — Мушкетерский генерал-майора Шеншина.
31 марта 1801 — Суздальский мушкетерский полк.
Историк линейного казачества Н. М. Могилевцев отмечал сто лет назад: «Устройству переселенцев оказывали самое деятельное содействие — шеф Суздальского полка генерал-майор Шеншин и особо назначенные офицеры этого же полка, который в 1802 году занимал гарнизоны крепостей: Усть-Лабинской, Кавказской, редутов: Ладожского, Тифлисского, Казанского, малого и большого Темижбекских и прочих, вместе с донскими полками Быхалова и Фролова…»

— Историческая справка Усть-Лабинской станицы
22 февраля 1811 — Суздальский пехотный полк.
В январе 1813 года чеченцы, в числе четырех тысяч, собрались против Шелкозаводской станицы на Тереке, угрожая вторгнуться в пределы Кавказской губернии. Шеф Суздальского полка полковник князь Эристов (впоследствии знаменитый покоритель Тарвиза) предупредил их намерение и, перейдя за Терек, разбил все скопище наголову. Портнягин просил о награждении Эристова. Ртищев не только отказал в награде, но и выразил положительное неудовольствие за подобные экспедиции, находя, что дело начальников Линии снискивать дружеское расположение горских народов не оружием, а ласковым обхождением и спокойным соседством.

Миролюбивое настроение главнокомандующего настолько поощрило чеченцев к новым дерзким набегам, что они нахлынули на Терекскую линию и, как вода разорванной плотины, разлились по дорогам. Выведенный из терпения, пылкий Эристов, несмотря на предыдущий урок, вторично перешел за Терек и, после упорного боя, истребил несколько селений по Сунже. Разгром чеченцев был на этот раз так поучителен, что они просили пощады и дали аманатов, обещая больше не тревожить русских границ. Обстоятельства дела были таковы, что нельзя уже было ни в чем обвинить Эристова, и он за оба дела получил генеральский чин и орден св. Владимира 3-ей степени.

— А. В. Потто. Кавказская война. Том 1: От древнейших времён до Ермолова
14 ноября 1819 — Приказом командующего Отдельным Кавказским корпусом переименован в Тенгинский пехотный полк.
25 мая 1825 — Суздальский пехотный полк.
28 января 1833 — Присоединен Вятский пехотный полк, Суздальскому полку передано старшинство от Вятского.
25 марта 1864 — 62-й пехотный Суздальский полк.
В воспоминаниях офицера Суздальского полка о занятии Южной Болгарии приведены интересные факты, рисующие именно такую обстановку военного быта. Автор воспоминаний пишет: «Абсолютное ничегонеделание стало отзываться на солдатах. Начали пошаливать; тутовые плантации стали редеть около лагеря; раз толпа солдатиков взяла на „ура“ для кухонных костров целый двухэтажный дом; его владелица — старушка, в синих очках, — прибежала в лагерь и бросилась в ноги первому встречному офицеру с просьбой не допустить разрушения её дома. Дежурный офицер верхом помчался на место, но уже половина дома была разобрана и унесена. Генерал, узнав об этом, приказал полку немедленно уплатить за дом и велел немедленно начать учения».

— А. Кривицкий. Русский офицер за рубежом (Военное издательство НКО СССР. Москва, 1946г)
6 мая 1900 — 62-й пехотный Суздальский Генералиссимуса князя Италийского графа Суворова-Рымникского полк.
15 января 1906 - 62-й пехотный Суздальский Генералиссимуса князя Суворова полк.

Шефы полка
25.04.1762-06.07.1762 — генерал-майор фон Дунтен.
03.12.1796-17.12.1796 — генерал-майор князь Цицианов, Павел Дмитриевич
17.12.1796-27.01.1797 — генерал-фельдмаршал граф Суворов-Рымникский, Александр Васильевич
13.10.1797-27.07.1798 — генерал-майор Горемыкин, Дмитрий Мартынович
27.07.1798-27.05.1800 — генерал-майор Глазов, Евграф Астафьевич 2-й
27.05.1800-12.01.1801 — генерал-майор Лихачев, Яков Иванович 2-й
12.01.1801-06.04.1810 — генерал-майор Шеншин, Фёдор Матвеевич
12.04.1810-01.09.1814 — полковник (с 01.10.1813 генерал-майор) князь Эристов, Егор Евсеевич

Командиры полка
1763-1769 — полковник (с 1768 бригадир) Суворов, Александр Васильевич
?-31.10.1798 — полковник Велецкий, Михаил Михайлович
05.04.1801-16.08.1804 — полковник Гоколов, Михаил Антонович
04.11.1804-03.05.1806 — полковник Деянов, Иван Ильич
17.08.1806-10.11.1811 — подполковник (с 30.08.1811 полковник) Пятериков, Василий Ильич
04.01.1816-08.03.1820 — полковник Максимов
08.03.1820-01.11.1820 — подполковник Богданов-Калинский, Варфоломей Андреевич 1-й
на 01.07.1903 — полковник Рудницкий
28.03.1911-? - полковник Голицинский, Александр Николаевич
03.11.1915-1917 - полковник Свирчевский, Ипполит Викторович

---

Как говорится...
Лопату верни. )

---

Вот его-то не и не хватало)
Морда!))

---

Муза дорог

Муза Дорог вошла, как обычно, не стучась, села на стул у окна и положила ноги в заляпанных подсохшей грязью сапогах на стол. На рабочий стол... Муза в офисе - это слишком.
Она не поздоровалась. Она никогда не здоровалась. В уголке ее рта запеклась темная капелька крови. Люди не любят бродяг, даже если это не опустившиеся бомжи, а вполне миловидные Музы.
Муза бросила черную ковбойскую шляпу на мой стол. Выгоревшую и полинявшую куртку, немного напоминающую военную форму - смутной догадкой: американскую? - она снимать не стала. Длинные черные волосы Музы были собраны в свободный хвост, перетянутый кожаным шнурком. Потертые - не модными ровными выбеленными пятнами или полосами, а просто вытершиеся от долгих странствий - темно-синие джинсы Музы явно знавали лучшие времена.
Я никогда не мог понять, чего в ее облике было больше - некоторого пренебрежения к внешнему виду или демонстративной продуманности стиля. Она очень удачно сочетала эти две составляющие, и не выглядела неряшливой и опустившейся, демонстрируя свое равнодушие к роскоши и тенденциям моды.
Муза была очень симпатичной девушкой. Ни в коем случае не куколкой, не женщиной-вамп... Она была красива. Ее даже не портили немного грубоватые манеры. Естественно, она не красилась и украшений не носила, если не считать чего-то напоминающего древний амулет на кожаном шнурке и сплетенного из кожаных полос браслета на запястье.
Возможно, из-за того, что она была симпатичной, у Музы бывали проблемы. У симпатичных девушек иногда бывают проблемы, если они не похожи на дочек богатых и влиятельных родителей, которые наверняка разберутся со всеми неприятностями, и особенно если симпатичные девушки путешествуют в гордом одиночестве. Муза, конечно, не совсем девушка, так что с чего бы ни начинались ее проблемы, кончались они не совсем обычно. Впрочем, о многом я могу только догадываться - Муза не имеет привычки болтать о своих делах.
Ко всему прочему у Музы Дорог не было имени. У всех муз было, а у нее - нет. Впрочем, от прочих муз она предпочитала держаться подальше и стремилась избегать лишней огласки, предпочитая не привлекать внимание даже к самому факту своего существования. Тем, кто ее знал, было достаточно того, что она - Муза. Остальным... А уж остальные тут ни при чем.
Так и повелось. У Музы были сапоги, была шляпа, была гитара, был небольшой, но бездоный рюкзак-мешок, а имени не было.
- Пошли, Ив, - сказала она. Из всех моих имен Муза признавала только это.
- Рано.
Муза пожала плечами.
- Я подожду.
- Здесь?
- А почему бы и нет?
- Затоскуешь. Слишком долго.
- Я буду уходить и возвращаться.
Пришла моя очередь пожимать плечами.
Муза встала, походкой ленивой кошки прошлась по офису, усмехнулась, заметив календарь, зависший на вечном сентябре, сменившем вечный июль. Календарь достался нам вместе с офисом... Музе должно понравится - она любит железные дороги... Хотя статичное однообразие пейзажей средней полосы наводит на нее тоску. В качестве живописи она не разбирается, а то бы я точно сказал - не оценит сентябрьский облик календаря.
- Вруби музыку.
- Начальство не оценит...
- Так он здесь? Я и не заметила...
- А почему я тогда говорю не вслух?
- Мало ли... Настроения нет говорить. У тебя его через раз нет. Дай тебе волю, ты бы мне аську на рюкзак установил, и печатал бы пятью когтями, чтобы вообще не говорить. Даже мысленно.
Я примерился к клавиатуре... Именно пятью пальцами я и печатаю. Это она права.
- Аську на рюкзак - это запросто. Могу Lite установить, чтобы меньше места занимала...
- Ты мне еще мобильник подари!
- Тебе бы пригодился...
- Ну да! Мне либо никто звонить не будет, либо все и сразу... А я-то точно никому не позвоню.
Она снова села на стул. То ли сквозь щели в раме, то ли сквозь стекло просочились листья и засыпали подоконник, Музу и часть моего стола...
Молчим...
- Ив, почему ноябрь?
- Потому что не август.
- И все же?
- Я не буду путешествовать зимой. Я не знаю, что мне удастся весной. Летом я не выберусь до августа. Сколько еще ждать? Так хоть в ноябре...
Муза кивнула.
- Трудно людям...
- А ты сомневалась?
Она печально покачала головой.
- Ты сходишь с ума, Ив.
- Я знаю.
- И все же будешь ждать до ноября?
- Я смогу. Если я не буду этого делать, потом мне придется ждать еще дольше. Я ждал, ты знаешь. Я мог ждать год... Но с каждым годом становится все хуже, ты знаешь...
- Мне ли не знать! Значит, поезда...
Календарь на стене зашуршал листами.
- Муза, не трави душу! Я уже ездил с тобой в метро.
- Я все-таки предпочитаю электрички...
Я пожал плечами и отвернулся. Муза любит травить мне душу. Особенно под стук колес...
Муза встала у меня за спиной, сделала шаг, оказавшись за левым плечом, повернулась почти спиной ко мне, сложив руки на груди... Она уставилась в пространство - то ли в потолок, то ли на затянутое тучами небо (я всегда подозревал, что она видит сквозь стены) - и заговорила тихо, но отчетиво:
-"Запекается кровью черной
Привкус осени на губах.
На забвение обреченный
Каждый проклят на этих путях.
Поднимаются. Хоть на колени,
Хоть немного - но все ж с земли,
Не пустые безликие тени -
Невозможных дорог короли..."
- Я это все равно перепишу, - сказал я, не отрываясь от вдумчивого изучения прайс-листа. Закорючки, именующиеся цифрами, еще с утра потеряли для меня всякий смысл. Большое скопление этих закорючек не только не вносило ясности, но даже наоборот...
- Я говорю не о качестве.
- А ты знаешь, что я собираюсь переписать? Может, неудачные метафоры по поводу путей и дорог, которые некоторые могут неправильно истолковать.
- Ив, прекрати это! Ты не хуже меня знаешь, о чем ты писал.
- Знаю. Только это ничего не меняет. Если хочешь, прокатимся в метро. Если хочешь, я буду жонглировать дисками, на каждом из которых будет песня о дороге. А пока - не трави душу. Или спой.
Муза села на подоконник и взяла гитару. Она сама сочиняла песни, но редко пела их, по крайней при людях, предпочитая чужой репертуар. Тонкие длинные пальцы с коротко остриженными ногтями тронули струны.
Я не разбираюсь в музыке. Я знаю только одно - есть музыка, которая меня трогает, есть музыка, которая мне безразлична (+0,-0 - какая разница? тонкие различия не всегда имеет смысл проводить), и есть та, каторая меня бесит. Муза играла то, что трогает. Всегда. Даже если в чужом исполнении эти песни оставляли меня равнодушным.
Она прислонилась затылком к стеклу. Листья поднялись вверх и заплясали вихрем над полом. Золотистые - с металлическим блеском? Муза, это слишком! - желтые, бежевато-приглушенные. Длинные пальцы как будто бы едва касались струн, летали над ними. Муза думала. Тихая музыка не вязалась с желтоватым не-теплом офиса. Даже не импровизация - просто думает... Музыка становится громче и в ней проскальзывает что-то знакомое... Все более знакомое.
"Ни черти, ни люди, ни боги
не гнали тебя за порог,
но кто-то придумал дороги,
чтоб ты путешествовать мог..."
Она могла петь практически любым голосом. Как правило, она пела своим или почти своим. Она могла копировать манеру любого исполнителя, но делала это далеко не всегда... Иногда пела совершенно по своему, иногда - почти копировала, но все равно вносила что-то свое. И получалось - похоже, но все же иначе. Вроде бы в точности - но проскользнет что-то другое... Вот и сейчас - похоже, очень похоже... И отличия не найдешь - и не спутаешь. Это была одна из немногих песен, которую Муза пела так близко к авторскому исполнению.
- Здесь слишком мало места, - сказала она, когда песня кончилась, - и из окна ты видишь только стену. Ты здесь не выдержишь.
- Я здесь давно.
- Не совсем здесь. Тебе надо постоянно перемещаться. Постоянно что-то менять. Если ты останешься на одном месте, ты сойдешь с ума.
- Мне это не грозит. Ты это знаешь. Я и так...
- Не до такой степени, Ив. Это все цветочки... Зато ты можешь представить себе ягодки.
- Могу, - буркнул я. В свете того, что выделывала моя потихоньку едущая крыша, "ягодок" мне не хотелось совершенно.
- Ты не выдержишь до ноября. Это больная осень.
- Я заметил. Но я знаю способы.
Муза снова взялась за гитару и пошла в точности по списку воспроизведения моего плеера, не делая пауз между песнями, переводя конец одной мелодии в начало следующей. Закорючки на экране окончательно спятили. Я и так их не узнавал, но когда они задумали сплясать что-то ирландское народное, совершенно не сочетающееся с музыкой... Вот так и сходят с ума...
На самом деле это просто присутствие Музы так влияло на реальность. Муза Дорог была не единственным существом такого рода, известным мне. Во всех прочих отношениях она была другой, но не в этом. Никакая другая муза не болтала бы со мной так запросто, устроившись на подоконнике. Муза Дорог не так часто спрашивала у меня, как дела, но остальные не спрашивали никогда. Они приходили и уходили - четко по делу, не расстраиваясь, если не добивались от меня толку, не отвлекаясь на посторонние темы. Это была их работа, не более того. Но всегда проскальзывали какие-то такие странности... Хотя только Муза Дорог постояннно использовала их как часть своего имиджа, а не просто допускала, как неизбежные побочные эффекты.
Муза допела "Голос Крови" и спрыгнула с окна. За окном уже темнело. Птица дурного знака приземлилась на подоконник. Из щелей потянуло холодом.
- Ив, ты странно влияешь на реальность, - сказала Муза, оглянувшись на ворона.
- Я тут ни при чем.
- Ну нет, - усмехнулась она. - Мне нельзя находиться рядом с теми, кто сходит с ума. Я начинаю всякую ерунду творить... Хорошо, что она не совсем материальна.
Ворон каркнул и улетел. На улице стало заметно светлее.
- Вот видишь. Не торопи время. Это все равно только иллюзия...
Я кивнул, сделав вид, что понял. С ней всегда так... Она иногда говорит так, как будто я должен хорошо разбираться в каких-то заумных и потусторонних вещах... На вопросы Муза отвечать не любит, так что пытаться что-то выяснить бесполезно.
Теперь она не отстанет. Муза Дорог, как правило, делает так, как говорит. Тепрь она будет в стуке колес метро, в каждом шаге, который начало новой дороги... Вернее, множества новых дорог. Теперь я не буду оглядываться, чтобы не видеть как там, где я прошел, разбегаются в разные стороны тысячи непройденных дорог. Нельзя вернуться по своим следам назад, чтобы пройти хотя бы одну из них. Да и чем она лучше любой из тех, которые змеятся сейчас под моей ногой?
Прямо, прямо, прямо... привычная неизменность маршрутов. И тихий шепот над ухом "Сверни"...
Рано. Слишком рано сворачивать. Или слишком поздно.
Черная ковбойская шляпа мелькает в толпе...


(с) Галина Савенкова, 9 октября 2010

---

Только собрался поныться Джулику и попросить его сказать чего-нибудь хорошего.
Заползаю к нему в аську, а там статус:
"Холодно, блять!"

Ну.. не стал лезть) Уже все сказано.

---

Короче, в общем и целом, сегодня тупо не мой день.
Звезды не те. Да. )

---

Меня приняли за спа-а-а-ам!

---

Сегодня за рулем газельки, в которой я ехал, была женщина.
Маршрутка была пустая.
не знаю, связано ли это. )

---

---

"Вытряхни клавиатуру - собери печеньку."

---

27.11.2010 в 17:24

Пишет  -Ветер Тори-:

---

ПРАВИЛЬНЫЙ ПОДХОД

(или Пропедевтика на ВПХ)

Один из рассказов Ломачинского из нижеуказанной книжки. Вдруг кому-то интересно станет =) Мне понравилось)

Этот забавный эпизод произошел на Кафедре Военно-Полевой Хирургии зимой 1983 года. Я тогда там себя пробовал в качестве будущего хирурга в научном кружке (выброшенное время – к хурургии в дальнейшем не подходил на пушечный выстрел). Кто из младшекурсников не мечтает стать хурургом? Вот и я был не исключение. В те юнные годы ВПХ мне нравилась, и нашел я себе на этой кафедре толкового молодого научного руководителя – майора м/с Константина Яковлевича Гуревича. Сейчас этот дядька весьма известен – один из ведущих профессоров в ГИДУВе, или как он сейчас обзывается – в Медицинской Академии Последипломного Образования. Ну а тогда сей ученый был заурядным клиническим ординатором, только-только отписавшем кандидатскую.

Позвал меня майор Гуревич «на крючки» в свое дежурство – помощи не много, волосы брить, мочу катетером выпускать, операционное поле йодом мазать, да рану для хирурга растягивать. Но какое ни есть, а приобщение к рукоделию – к оперативной медицине (надеюсь не забыли, что хирургия, это рукоделие по латыни). Сам Гуревич хоть и большая голова (в смысле умный), а росточку маленького. И вот в его дежурство поступает здоревенный «химик» с колото-резаным ранением в области правой почки. Может сейчас термин «химик» не совсем понятен, на тогдашнем сленге «химиками» называли зеков на вольном поселении – вроде как условно-досрочно освобожденный, но обязан ежедневно отмечаться.

Зечара здоровенный, росту за два метра, весу за сто-пятьдесят кило, ботинки размера этак сорок шесть – сорок восемь. Да такой и в солидном костюме по Невскому пройдет – от Адмиралтейства до Гостинного Двора народ в след смотреть будет. А тут зима, из «скорой» весьма бодро соскакивает этот амбал с голым торсом, на его бычьем торсе не обнаруживается естественного цвета кожи – одни тюремные татуировки и алая полоска крови на спине. На все вопросы докторов и сестричек отвечает исключительно матом вперемешку с тюремными идиомами. Ко всему прочему видно, что наш Геракл весьма пьян и настроен весьма агрессивно. Кулаки как баскетбольные мячи, а пальцы веером –точно павлиний хвост. Как к такому подойти? Гуревич ему едва ли до плеча. Сестрички вмиг врассыпную. Дежурный реаниматолог опасливо из предоперационной выглядывает. От меня, малолетки, тоже толку, как с козла молока. Ситуация патовая.

И тут Константин Яковлевич вдруг преображается. Вроде как он не хирург и кандидат медицинских наук, а обычный работяга с хулиганским уклоном.

Гуревич: «Ооо, Васёк, сколько лет, сколько зим! Какие люди к нам пожаловали! Проходи родной, не стесняйся.»
Зек: «Ты чё, Айболит, в натуре? Не Васёк я, Васёк на «хулигане» еще год назад погорел, ему «строгую Ригу» приписали. Я Жора-Маленький, разуй глаза, мудило!»
Гуревич: «Опа! Неужели сам Жора-Маленький?! Совсем я плохой стал, таких людей перепутал. Жорик, ну проходи, щас мы с тобой за встречу спиртугана гахнем!»
Зек: «Ты чё, Айболит, в натуре?»
Гуревич: «Да за базар отвечу. У меня в моей каморе спирта хоть залейся, хоть утопись!»
Зек: «Ну давай, пошли по маленькой.»
Гуревич проводит зека в предоперационную. Реаниматолог убегает, и там остается только операционная сестра Тамара. Тётка молодая и очень симпотная, хоть и форм Рубенсовских. Гуревич показывает на неё пальцем: «О, это моя начальница, бугриха здешняя. Щас у неё спиртягу будем клянчить. Тамарочка, золото, вишь ситуация – друг закадычный ко мне зашёл, выдай нам спирта литра два.»

Тамара впадает в предобморочное состояние, бледнеет, молча показывает на стклянный шкафчик с бутылью и пулей выбегает из предоперационной. Гуревич лезет в шкаф, достает здоровенную бутыль литров этак на пять и почти полную. Открывает пробку и нюхает: «Чистый спирт! Самый лучший, самый медицинский, садись Жорик на стульчик, а я огурчики и стаканчики организую.»

Выходит он из предоперационной как будто ничего не происходит. Все к нему, на мордах немой вопрос: «Что делать?» Гуревич голосом дежурного хирурга говорит: «Литровую банку, соленых огурцов и два стакана.» И без всяких дальнейших объяснений шмыг назад в предоперационную. Оттуда слышно: «Жорик, моя бугриха добро на спирт дала. Сказала, что бухать можно столько, сколько захочем. Только ее на стрём твоя рана поставила. Что было-то? Пока нам стаканЫ и закусь принесут, ты забазарь всю историю. Ну чё за кипеж был, в натуре?»

Зек: «Да в натуре подляну кинули! Падлы – перо в спину.»
Гуревич: «Сознанку не терял?»
Зек: «Ты чё, в натуре? Они б меня затоптали! Не-ее, я продержался. Хреново было, но вниз сошёл, а там контролер внутреннего порядка, падла, скорую вызвал. Типа грузись, блатата, а то назад в зону отчалю. Ну я, понятно, лучше сюда, чем на лесоповал. Чё свистеть-то, вот и все дела.»
Гуревич: «Жора, ну ты молодец, в натуре!»
Зек: «На молодцах нормы списывают, а я, в натуре, с понятиями!»
Гуревич: «Жора, так ведь и я о том же! Ты же с понятиями, сразу видно, что не фраер. Так вот я тебе по понятиям скажу: что тебе перо в спину всунули, это или дешёвые беспонты, типа не фиг суетиться. Или тебе труба через час – ласты склеишь даже на обидку ответить не сможешь. В натуре так, век воли не видать! Наверняк тебе эти падлы почку прошили.»
Зек: «Ты чё, Айболит, в натуре?»
Гуревич: «Да в натуре, Жора, сказал же – век воли не видать. Сейчас нам закусон принесут и банку. Так вот, ты в эту банку пописай. Если там одна моча – то тогда мой базар – пустой прогон и холостые беспонты. Бухнем спиртяшки, помажем ранку йодом и пойдешь себе домой. Ну а если что серьёзное, то я тебе листочек и карандашик дам – может успеешь прощальную маляву мамане, или там друганам, накатать.»
Зек: «Ты чё, Айболит, в натуре? Ты – на воле, да и бабы через дверь смотрють, мне так ссать западло. Неси банку и вали в калидор!»

Дежурный реаниматолог, опасливо поглядывая, вносит пластмассовый поднос. На подносе литровая банка, два стакана и блюдце с нарезанными огурцами. Гуревич берет поднос, ставит на свою табуретку и выходит. Дверь в предоперационную остается открытой. Зек недовольно смотрит на собравшийся в корридоре персонал клиники: «Вы чё, в натуре? Чё театр? Чё не ясно? Не, ну в натуре!»

Затем зек берет с подноса банку и в своих грязнючих ботинках идет в стерильную зону операционной. Дежурная бригада заглядывает в дверь. Зек: «Не, ну вы чё, в натуре?! Щас мОзги вышибу!»

С этими словами зек захлопывает двери в операционную, да и ни у кого уже нет особого желания смотреть, что там происходит. Проходит минуты три-четыре. Дежурная бригада начинает волноваться. В основном теретические предположения крутятся вокруг шкафов с медикаментами группы А. Наверное зечара их уже разгромил и морфином колется. Или выбил окно и смылся со всем запасом наркотиков. Делать нечего – майор Гуревич, как дежурный хируг, подкрадывается к дверям и чуть преоткрывает одну створку.

Голос Гуревича в момент становится властным голосом ответственного хурурга: «Санитарка, приберите. Вынести все и быстро дезинфецировать пол! Бригада – мыться. Пенетрационное ранение правой почки, кровопотеря. Сестра, быстро кровь на группу и кровь на гематокрит!»

Мы вваливаемся в предоперационную. Сквозь распахнутые двери стерильной зоны нам предстает следующая картина: на операционном столе на животе лежит абсолютно голый зек. Вся его одежда аккуратно сложена на полу, и венчают эту кучку его громадные грязные ботинки. Рядом стоит литровая банка, почти до краев наполненная кровью. Зек медленно поворачивает голову: «Друганы, режте меня!» А затем обращается персонально к майору Гуревичу: «Слышь, братан! Ты же свой, паря, не надо письмо мамане. Спаси, бля буду, век воли не видать. Да я за тебя везде впишуся, бля буду! Спаси, братан!!!»

Операция прошла успешно. Но это мелочи, главное – индивидуальный подход к больному!